Ухо из силикона и нос со лба. Как врачи возвращают людям внешность

Сегодня врачи способны на многое, даже вернуть внешность тем, кто ее лишился по какой-то причине.

Когда Анатолий смотрит в одну точку, почти незаметно, что половина его лица — из силикона. Но вот он вынимает глаз вместе с глазницей, потом достает верхнюю челюсть. На их месте остается дыра размером с кулак. Это не кадр из фильма ужасов и не грим. Глаз и щеку Анатолия «съела» базалиома — проще говоря, рак кожи. Хирурги спасли ему жизнь, удалив опухоль. Но если бы не протез лица, пациент вряд ли рискнул выйти на улицу.

Таких, как Анатолий — утративших носы, щеки, ушные раковины в результате онкологических заболеваний, ожогов, производственных травм, — тысячи. Как живут эти люди и каким образом современная медицина возвращает им прежний облик — в материале РИА Новости.

Восемь операций под местным наркозом

В очереди в стоматологический кабинет 85-летний Игорь Бачелис ничем не отличается от остальных пациентов. Как и другие, он прикладывает носовой платок к скуле. Со стороны кажется — мучается от зубной боли. Только болеть во рту у Игоря Александровича нечему. У него отсутствуют не только зубы, но и вся нижняя часть лица. Ее заменяет протез на магнитах и штифтах.

Пенсионер садится в кресло, дергает за подбородок. В руке у него остается силиконовый кожух, имитирующий кожные покровы. Затем врач раскручивает вживленные в кость винты и извлекает пластиковую челюсть. Там, где еще секунду назад был подбородок, — пустота.

Игорь Бачелис — один из самых сложных пациентов челюстно-лицевого хирурга Давида Назаряна и ортопеда-анапластолога Артавазда Харазяна.

Из-за несвоевременной диагностики рака пришлось удалить большой объем тканей. Пенсионер перенес восемь операций. Причем все под местным наркозом — общий был противопоказан из-за состояния сердечно-сосудистой системы. Потом еще два года фактически был узником в своей квартире — из дома мог выйти, только закутавшись в шарф.

Чтобы показать, в каком виде он появлялся на улице, Игорь Александрович подходит к зеркалу, надевает медицинскую маску, сверху натягивает платок. В таком «коконе» он раньше ходил и зимой и летом.

«Многие спрашивают: неужели перед операцией нас не предупреждали, что вместо нижней челюсти у отца будет дыра? Но ведь когда хирурги спасают человеку жизнь, редко стоит вопрос, как он будет выглядеть в дальнейшем», — отвечает за отца дочь Галина.

Сам Игорь Александрович после операции разговаривать почти не может: язык ему пришили к небу, иначе он бы просто выпадал изо рта. Кожух из силикона имитирует подбородок. Игорь Бачелис перенес восемь операций под местным наркозом.

Началось все с головной боли. Игорь Александрович тогда был на даче, к врачам решил не обращаться. Приступы лечил анальгином и цитрамоном. К осени боли стали невыносимыми, в челюсти открылось что-то наподобие свища.

Однако чтобы подтвердить онкологическую природу заболевания, специалистам понадобилось еще полгода.

«Потом врачи нам сказали, что если бы диагноз установили сразу, не нужно было бы вырезать всю нижнюю часть лица. У папы был бы дефект, но значительно меньших объемов, — вздыхает Галина. — Тем не менее мы очень благодарны хирургу, который взялся нас оперировать. Ведь до этого от нас отказались в четырех ведущих онкоцентрах».
Протез снабжен сильными магнитами, чтобы он не отвалился в самый неподходящий момент. © РИА Новости / Максим Блинов

Стандартный силиконовый протез анапластологи изготавливают за две недели. Однако над челюстью для Игоря Бачелиса специалисты корпят уже больше года. Постоянно корректируют конструкцию, размер. Сейчас пенсионер заново учится глотать желеобразную пищу — за пять лет утратил навык. Мечта врачей — создать механизм, который позволил бы ему пережевывать жесткие продукты.

Ухо под ключ

Когда человек теряет нос или щеку в результате онкологии, медики стараются воссоздать утраченные части лица за счет тканей пациента.

«Но если есть риск, что рост раковых клеток продолжится и потребуется повторная операция и химиотерапия, реконструкцию лица мы проводить не рискуем. Устанавливаем временный протез», — объясняет руководитель отделения челюстно-лицевой и реконструктивной хирургии «Научно-клинического центра оториноларингологии» ФМБА России Давид Назарян.

Ежегодно анапластологи изготавливают десятки силиконовых носов, ушных раковин, орбитальных протезов.

Большинство пациентов приходят после онкологических операций или с врожденными дефектами. Но есть и те, кому лицо изуродовала производственная травма.

«У одной пациентки, которая работала продавцом, по неосторожности длинные волосы попали в автоматический нож для резки колбасы. Аппарат заживо снял с нее скальп — в машину затянуло ухо, кожный сегмент правой половины лица, — рассказывает ведущий ортопед-анапластолог Московского государственного медико-стоматологического университета Артавазд Харазян. — Она обратилась к нам с жуткими рубцовыми изменениями. Мы сделали ей искусственную ушную раковину, сейчас собираемся воссоздать волосистую часть головы».

На другую упал рекламный щит. Он, будто лезвие, срезал ей нос и губы.

Пока мы разговариваем, в кабинет заходит очередной клиент. У финансового аналитика Алексея Адонина с рождения была недоразвита ушная раковина. Вместо полноценной — лишь крошечный хрящ.

У Алексея Адонина с рождения была недоразвита ушная раковина. © РИА Новости / Максим Блинов

«Чтобы спрятать дефект, я с детства носил мужское каре. Только сейчас, после того как мне изготовили протез, смог позволить себе короткую стрижку», — признается молодой человек.

Несколько раз Алексею пытались сформировать внешнее ухо при помощи пересадки хряща. Однако он рассасывался. «Со временем я пришел к выводу, что проще иметь имплант».

Первый ему сделали полтора года назад — тогда же провели уникальную операцию по восстановлению ушного прохода (раньше он не мог слышать правым ухом).

«Первое ухо у меня было на магнитах. Это было не совсем удобно, так как оно могло соскользнуть в самый неудачный момент. Однажды я его потерял на дискотеке на Кипре. Кто-то в танце задел меня рукой — ухо отвалилось. Пришлось идти к уборщикам, просить, чтобы они помогли мне найти протез», — рассказывает Алексей.

Второе ухо ему сделали уже на штифтах — это уникальная авторская технология, которую разработал Артавазд Харазян.

Специальной отверткой доктор разворачивает винты на силиконовом протезе, снимает ухо, чтобы промыть его. «В отличие от протезов первого поколения, этот не нужно каждый день снимать. С ним пациент спит, занимается спортом, — объясняет анапластолог. — Это почти как свое ухо, только из силикона. Главное — не забывать каждые два месяца приходить в клинику на обработку. Но потом пациент может научиться снимать его самостоятельно — для этого есть специальные отвертки».

В этот раз Алексей Адонин пришел не на очередное «ТО». Он хочет, чтобы ему изготовили «летний» комплект протезов. Дело в том, что молодой человек планирует поехать в отпуск в жаркую страну, а прежнее, «зимнее» ухо будет сильно выделяться на фоне загорелой кожи.

Почти у каждого пациента есть несколько комплектов протезов. «Например, для одного мужчины, у которого из-за базалиомы вырезали почти всю правую половину, мы сделали два лица: одно он надевает на работу, на него попадает грязь, стружки, а другое — выходное», — описывает тонкости Харазян.

«Боялась смотреться в зеркало»

Основная задача анапластологов — сделать так, чтобы протез нельзя было отличить от живого носа или уха с расстояния полутора метров. Для этого его окрашивают в цвет кожи пациента, детально прорабатывают капилляры, поры. По словам врачей, такие протезы носят многие известные люди. Но благодаря хорошо подобранной оправе очков, маскирующей переход от силикона к коже, никто из посторонних об этом не догадывается.

Сложнее всего, уверяют специалисты, работать с женщинами. Дизайнер-анапластолог Артур Харазян (брат Артавазда Харазяна) вспоминает, как на прием записалась пациентка, которой хирурги удалили почти половину лица вместе с глазом и щекой.

«К нам она пришла перебинтованная, будто мумия. Привез ее муж. Когда врач снял повязки, женщина закрыла лицо руками и закричала, чтобы супруг на нее не смотрел. Оказалось, после операции она себя еще ни разу не видела в зеркале. И мужу не позволяла смотреть. Просто не могла принять свою новую внешность. Даже перевязки ей делала дочь. Но после того как мы ей сделали протез, она начала возвращаться к обычной жизни. На вторую или третью примерку явилась уже с макияжем».

Прежде чем отлить часть лица из силикона, пациенты несколько раз приходят на примерку протеза. Иногда просят переделать.

«Однажды девушка пожаловалась, что нос получился слишком длинным. Когда она пила воду, он задевал край стакана. Но мы рассчитываем размер протеза исходя из границ дефекта. Нельзя сделать на месте большого отверстия нос-кнопочку. Он просто не удержится».

К слову, еще никто из клиентов не просил изменить форму носа. «Все приносят свои фото до операции, просят сделать именно такой, какой у них был. Даже если он слишком длинный или с горбинкой», — замечает дизайнер.

«Боялся даже собственный внук»

Но все же для пациентов предпочтительнее свой, живой нос, нежели силиконовый. Во многих случаях восстановление утраченной части лица возможно из аутотканей.

Челюстно-лицевой и пластический хирург Давид Назарян показывает фото одного из подопечных.

У мужчины полностью отсутствовали нижняя челюсть и подбородок. Он известный художник, раньше часто посещал выставки, лекции. Но после того как из-за рака ему удалили часть лица, на улицу не выходил три года.

«Ел этот человек через гастростому, дышал — через трахеостому. Его внешность была настолько отталкивающей, что его боялся даже собственный внук», — комментирует Назарян.

Следующее фото, которое показывает доктор, сделано уже после микрохирургической операции. Пока еще на подбородке Сергея (имя изменено) видны рубцы. Но главное — сам подбородок на месте.

И это не силиконовый протез — нижнюю челюсть сформировали из собственной кости Сергея.

«Это сложнейшая операция, которая длится десять часов, — говорит Давид Назаретович. — Сперва мы забираем у пациента малоберцовую либо подвздошную кость на сосудистой ножке. Затем выделяем сосуды шеи и сшиваем их с сосудами лоскута. Только такой способ позволяет полностью сохранить кровоснабжение в пересаженных тканях».

При микрохирургических операциях врачам иногда приходится сшивать сосуды диаметром всего полмиллиметра. © Фото из личного архива Давида Назаряна

Пока Сергей не может жевать твердую пищу — ему еще не поставили зубные протезы. Но после завершающего этапа реконструкции ограничений в еде быть не должно.

В 29 лет Елена Пихуля едва не лишилась нижней челюсти. В 2016 году она поехала на родину в Запорожье. Внезапно у нее заболел зуб. Стоматолог нашел новообразование, отправил к онкологу. А тот велел срочно ложиться в больницу.

«Накануне операции хирург зашел ко мне в палату и сильно удивился, что меня никто не сопровождает. «Тебе ведь завтра пол-лица отрежут. Кто за тобой ухаживать будет?» — вспоминает слова доктора Елена. — Как выяснилось, мне решили полностью удалить нижнюю челюсть. На вопрос, как мне жить дальше, врач невозмутимо ответил: «Но ведь остальные живут! Будешь закрывать лицо медицинской маской».

Из запорожской больницы Пихуля сбежала и легла на операцию в Москве. «Случай был непростым. Нам пришлось вырезать половину нижней челюсти и пересадить на это место фрагмент подвздошной кости с сосудами. Их мы под микроскопом сшивали с сосудами шеи, а ведь в диаметре они меньше половины миллиметра!» — объясняет лечащий врач Елены Давид Назарян.

Все этапы предварительно моделировали на компьютере. Благодаря этому появилась возможность вживить в пересаженную кость зубные имплантаты. Сейчас Елена ест все что угодно, а о сложной операции напоминает лишь едва заметный шрам под подбородком.

С помощью микрохирургической техники можно замещать практически любые дефекты лица. Врач показывает еще одно фото. У мужчины на снимке отсутствует кончик носа. Чтобы восполнить этот дефект, ему пересадили лоскут кожи со лба.

«Сложно представить, как живут наши пациенты до того момента, как им проведут реконструкцию. Одни заклеивают отверстия пластырем, используют грим. Был даже мужчина, который вместо удаленной глазницы вставлял силиконовые женские накладки на грудь», — вспоминает анапластолог Артавазд Харазян.

Таких несчастных не сто и не двести. Ежегодно в России только операциям в зоне орбиты глаз подвергаются четыре с половиной тысячи человек.

Всего же, по самым скромным подсчетам, в реконструкции лица нуждаются 25 тысяч пациентов.