Чудак с карманным зеркальцем

- Как смена прошла? – Аня посмотрела на меня зелеными глазами, потом опустила взгляд на тропинку и с удвоенным рвением зашуршала опавшей листвой.

- Неплохо, постепенно привыкаю, - я понимал, что ее вопрос был попыткой перебить затянувшуюся паузу в разговоре.
Она вообще не знала, о чем можно со мной поговорить. Мы работали вместе всего лишь третий день, и я, наконец-то добившийся разрешения проводить ее домой, до сих пор казался ей малознакомым новичком.

Устроиться в психиатрический диспансер, ловко маскирующихся под дорогую клинику неврозов, было довольно просто. Образование позволяло, да и тетка, работающая в сфере здравоохранения последние двадцать лет, поспособствовала, хотя и задумчиво покачала головой, не понимая, какого черта меня потянуло работать в таком мрачном специфичном месте. По-настоящему буйных психопатов и шизофреников в отделении практически не было. Обитателями палат чаще становились сынки богатых дамочек, готовых заплатить любые деньги, лишь бы заняньканное двухметровое чадо не отправилось отдавать долг родине. Попадались и экзальтированные женщины, придумывавшие себе звучные заболевания и мнящие себя поэтессами, художницами и писательницами. Вероятно, они считали, что диагноз станет доказательством их тонкого душевного устройства.
{banner_banner3}
- все-таки удивительно, что он к тебе повернулся. Он никогда не смотрел на врачей, - в голосе девушки прозвучало плохо скрытое уязвленное самолюбие с примесью искреннего удивления. Она по праву считалась самой миловидной и доброй сотрудницей, к которой тянулись коллеги, а пациенты доверяли даже самые сокровенные тайны.

- Наверное, поправляется, - ответил я. Речь шла о, пожалуй, самом чудаковатом пациенте. В прошлом олигарх, этот забавный толстяк с почти белыми курчавыми волосами, носом-кнопкой и большим, улыбающимся ртом возомнил, что вдруг обрел способность видеть истинную сущность людей. Его и психом то тяжело было назвать. Речь мужчины была связной, да и вообще он производил впечатление адекватного человека. Единственной странностью была лишь его привычка постоянно сидеть на табуретке лицом к окну, а каждого вошедшего разглядывать в крошечное зеркальце. Вообще, пациентам не полагалось иметь вещи, которые могли бы стать оружием в случае припадка ярости или вспышки ненависти к самому себе, но для чудака сделали исключение. Исключение подкреплялось регулярными белыми конвертами, исчезающими в карманах главврача.

Больной утверждал, что в зеркале видит грехи человека. Они приходят к нему в обличье самого собеседника, только выглядят моложе, нежели их владелец. Сущности рассказывают толстяку, какой именно грех совершил новоприбывший. Он не был заядлым моралистом, но не поворачивался к грешникам лицом, так как всерьез считал, что грехи заразны и при прямом визуальном контакте могут перейти к нему. Видимо, пациенты и персонал больницы не отличались порядочностью, так как еще никому, даже милой Анечке, не удавалось поговорить с чудаком напрямую.
Я вошел к нему под вечер. Он привычно попытался поймать мое отражение и вдруг удивленно завозился, а после обернулся.

- Ты же не хочешь их видеть? – спросил я и получил в ответ напряженный кивок и недоумевающий взгляд человека, который только начинает догадываться об истинном положении вещей, - они больше не придут, - с этими словами я покинул палату.

Мы почти добрели до панельной пятиэтажки. Аня начала многословно прощаться, из чего я заключил, что на чай меня явно не пригласят.

- и все-таки, почему именно ты? Ты что, безгрешный? – она была симпатична мне, и врать было тяжело.

- наверное, я ангел, - она засмеялась и неожиданно для меня и себя самой все-таки пригласила меня в гости. Я облегченно вздохнул, люди готовы поверить во что угодно, кроме правды. Ну не мог же я сказать, что попросту не отражаюсь в зеркалах.