Большая Курильская игра: чем готова пожертвовать РФ ради мира с Японией

К нам снова едет Синдзо Абэ: премьер-министр Японии прибывает 21 января в Москву с рабочим визитом. Это уже восьмой российский вояж японского гостя за шесть лет его пребывания у власти. Всего же Владимир Путин встречался с Абэ более 20 раз. Тем не менее есть основания полагать, что нынешнее рандеву — отнюдь не рутина. В переговорах между Москвой и Токио по территориальной проблеме «наступает решающий момент», возвестил японский премьер, отправляясь в Россию. И, похоже, он ничуть не преувеличивает.

Внешне, впрочем, все как обычно. «Ожидается рассмотрение вопросов, связанных с заключением мирного договора между двумя странами», — гласит анонс, размещенный на президентском сайте и посвященный предстоящему визиту японца. Но тема мирного договора — и неразрывно связанная с нею тема принадлежности островов — обсуждается буквально на каждой встрече Путина и Абэ. И пока что без каких-либо видимых результатов. Тем не менее к концу прошлого года появилось отчетливое ощущение, что количество путинско-абэвских встреч начинает переходить в качество.

Точка возврата

Первым звоночком стало заявление Путина, прозвучавшее 18 ноября прошлого года в Сингапуре, после беседы с Абэ на полях Восточноазиатского саммита. Накануне этой встречи японская пресса писала о том, что Абэ едет в Сингапур с предложением вернуться к советско-японской декларации 1956 года. И, по словам российского президента, предложение принято: «Мы начали, вернее, возобновили диалог с нашими японскими партнерами именно на основе декларации 1956 года».

Для справки: Совместная декларация Союза Советских Социалистических Республик и Японии, подписанная 19 октября 1956 года (9 декабря того же года она была ратифицирована парламентами), прекращала состояние войны между двумя странами. Девятый ее пункт гласил: «СССР и Япония согласились на продолжение после восстановления нормальных дипломатических отношений между СССР и Японией переговоров о заключении Мирного Договора. При этом СССР, идя навстречу пожеланиям Японии и учитывая интересы японского государства, соглашается на передачу Японии островов Хабомаи и острова Сикотан (Шикотан. — «МК») с тем, однако, что фактическая передача этих островов Японии будет произведена после заключения Мирного Договора между СССР и Японией».

Правда, спустя три года после того, как Япония заключила военный договор с США, Советский Союз выдвинул еще одно требование. Острова будут переданы «только при условии вывода всех иностранных войск с территории Японии», говорилось в «памятной записке правительства СССР правительству Японии» от 27 января 1960 года. В ответной «памятной записке» японское правительств обвинило Советский Союз в попытке изменить в одностороннем порядке содержание декларации. И тоже повысило ставки: «Наша страна будет неотступно добиваться возвращения нам не только островов Хабомаи и острова Сикотан, но также и других исконных японских территорий». К таковым, помимо указанных в декларации земель, японцы, как известно, относят также острова Итуруп и Кунашир, называя все вместе «северными территориями».

От претензий на Кунашир и Итуруп в Токио не отказались официально и по сию пору. Тем не менее заявленная японцами готовность вести переговоры на основе декларации 1956 года говорит об определенных уступках с их стороны. Как минимум — о том, что они согласны не требовать все сразу. Возьмем, мол, сперва что дают, а об остальном будем говорить отдельно.

Кстати, именно такой вариант предлагался Россией Японии в начале 1990-х. Речь идет о так называемой схеме «два плюс альфа», автором которой считается тогдашний замминистра иностранных дел РФ Георгий Кунадзе. Первая часть этого алгоритма — «два» — предполагает выполнение декларации 1956 года, то есть заключение мирного договора и передачу России Японии Шикотана и Хабомаи. После этого начинается этап «альфа» — переговоры о судьбе двух других островов.

По свидетельству японского политолога Кадзухико Того — в прошлом дипломата, главы отдела Советского Союза в министерстве иностранных дел Японии, — вариант «два плюс альфа» был озвучен министром иностранных дел России Андреем Козыревым в ходе его переговоров с главой японского МИДа Митио Ватанабэ, прошедших в марте 1992 года в Токио. По информации Того, японские власти отвергли предложение Козырева, поскольку не увидели в нем никаких гарантий возврата Кунашира и Итурупа. По другой версии, на попятный пошло само российское руководство, напугавшееся негативных для себя внутриполитических последствий. Территориальные уступки Японии и впрямь стали бы роскошнейшим подарком для антиельцинской оппозиции.

Очень похоже на то, что вариант «два плюс альфа» либо какая-то близкая к нему схема предлагается на сей раз уже самой японской стороной. Правда, тонкой японскую дипломатическую игру никак нельзя назвать. В первые дни наступившего года Токио предпринял настоящее дипломатическое наступление, причем практически в буквальном смысле этого слова — с развернутыми знаменами, боем барабанов и криками «банзай!».

Вначале Абэ заявил, что передача островов не предполагает изгнания выселения проживающих там граждан России, что она должна проходить таким образом, чтобы россияне «согласились с переходом этих территорий к Японии». Следом за этим пришло сообщение, что Абэ «перед могилой отца» поклялся «поставить точку» в территориальном споре с Россией — решив его, разумеется, в пользу Японии. Причем своей кульминационной точки переговорный процесс достигнет, по словам премьера, в этом году. Одновременно японские СМИ со ссылкой на правительственные источники сообщили, что в Токио готовы отказаться от требования выплаты Россией компенсаций Японии и бывшим японским жителям Курил за «послевоенную оккупацию островов».

В общем, японская сторона всеми силами создавала впечатление, что передача островов — вопрос практически решенный. Осталось, мол, лишь уладить формальности. Что, естественно, не могло понравиться Москве. Японский посол в России был вызван на Смоленскую площадь и строго отчитан. «Такие заявления не могут быть расценены иначе как попытка искусственно нагнетать атмосферу вокруг проблемы мирного договора, навязать другой стороне собственный сценарий ее урегулирования», — говорится в соответствующем заявлении МИДа. Собственно, другой реакции японцы и не могли ждать. Зачем же было столь нарочито обижать партнеров, нарываясь на ответную грубость и рискуя вообще сорвать переговорный процесс?

«На мой взгляд, тот демонстративный оптимизм, который являет японская сторона, это скорее переговорное оружие, а самое главное — попытка воздействовать на собственное общественное мнение, — считает директор клуба «Валдай» по научной работе, председатель Совета по внешней и оборонной политике Федор Лукьянов. — Не надо воспринимать то, что говорится публично, за чистую монету, за истинные намерения. Это большая дипломатия, каждый здесь вырабатывает свою коммуникационную стратегию. Российская сторона традиционно придерживается той точки зрения, что в дипломатии вообще, а тем более в подобных вопросах, лишняя публичность до того, как что-то достигнуто, вредна. Поэтому Россия очень негативно отнеслась к этим информационным усилиям японской стороны».

Той же точки зрения придерживается политолог Валерий Соловей: «Думаю, японцы решили, во-первых, припереть наших к стенке. Сказать, что все, дело сделано — осталось лишь поставить подписи. Второе: эти заявления адресованы во многом японской аудитории. Премьер-министр хотел показать, что он выступает не просителем в отношениях с Россией, а сильной стороной, чуть ли не диктующей свои условия. Но японцы недооценили, мне кажется, влияния этих заявлений на российское массовое сознание, которое как минимум было сильно удивлено. Так что я бы не усматривал в этом хитро задуманной игры. Все несколько проще».

Передавать нельзя оставить

Понять игру, которую ведет Москва, гораздо труднее. В отличие от японцев, ничуть не скрывающих своих целей — программа-максимум, по крайней мере, налицо, — российское руководство свои намерения, мягко говоря, не афиширует. Такое впечатление, что власть, напротив, целенаправленно запутывает стремящихся раскусить ее замыслы. Высказанная президентом готовность вести диалог на основе декларации 1956 года, по идее, удостоверяет согласие расстаться с Шикотаном и Хабомаи в пользу Японии. Ясно, что не просто так — времена нынче суровые, прагматичные, не располагающие к беззаветной и безоговорочной дружбе народов, — а в обмен на что-то. Но — передать. Однако Путин тут же многозначительно добавил, что в декларации «не говорится, на каком основании передать, не говорится, под чьим суверенитетом эти острова останутся».

Что имел в виду Владимир Владимирович? Долгосрочную аренду островов японцами? Совместное управление? Но справедливости ради нужно заметить, что ничего такого тогдашнее советское руководство в виду не имело. Согласно сохранившейся протокольной записи, беседуя накануне подписания декларации с главой японской делегации Итиро Коно, Никита Хрущев четко заявил, что советское правительство «юридически откажется от своих прав на указанные острова». Мотивы названы следующие: «Мы руководствовались тем, что указанные острова очень близко расположены к острову Хоккайдо и что это обстоятельство могло бы в будущем служить поводом для трений между нашими странами. Вместе с тем передача указанных территорий пошла бы на пользу укрепления дружественных отношений».

Впрочем, высказывания, сделанные позднее пресс-секретарем главы государства, оставляют мало сомнений в том, что речь идет именно передаче с концами, вместе с суверенитетом. Дмитрий Песков заявил, что возвращение российско-японских переговоров в формат декларации 1956 года не означает «автоматическую передачу каких-то территорий», что сторонам предстоит сперва найти компромисс, «который не будет вступать в конфликт с национальными интересами ни одной из сторон». В качестве же примера такового привел решение территориальных вопросов с Китаем.

Для справки: в 2004 году было заключено российско-китайское соглашение о передаче КНР западной части острова Большой Уссурийский, всего острова Тарабарова и некоторых более мелких островов на Амуре и Уссури. В 2008 году, после окончания демаркации границы, эти территории перешли под суверенитет Китая. Общая площадь переданных земель составила 337 квадратных километров, что сопоставимо с общей площадью Шикотана и группы островов Хабомаи — 360 километров.

Однако заявления министра иностранных дел России, сделанные 14 января, после встречи Лаврова с его японским коллегой Таро Коно, совершенно по-иному представляют позицию Москвы. «Мы подтвердили нашу готовность работать на основе декларации 1956 года, что означает прежде всего непреложность самого первого шага — признания нашими японскими соседями итогов Второй мировой войны в полной объеме, включая суверенитет Российской Федерации над всеми островами Южной Курильской гряды, — сообщил Сергей Лавров. — Вопросы суверенитета над островами не обсуждаются. Это территория Российской Федерации».

«Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!» — мог бы воскликнуть Синдзо Абэ, если бы владел русским. Ну, или употребить какой-то японский эквивалент этого выражения. И громогласно заявить о том, что передумал ехать в Москву. В самом деле: какой смысл обсуждать территориальный вопрос, если у российских партнеров уже готов на него категоричный и категорически не устраивающий Японию ответ. О чем тогда говорить?

Однако на заявления Лаврова официальный Токио никак не отреагировал и визит Абэ в Москву не отменил. Похоже, прав Федор Лукьянов, призывающий не относиться с чрезмерной серьезностью к публичным высказываниям дипломатов. Имидж — ничто.

Судя по всему, высказывания Лаврова преследуют примерно те же цели, что и эскапады Абэ. Во-первых, продемонстрировать партнерам по переговорам, что имеют дело не со слабаками. Рано, мол, делите шкуру русского медведя, не на тех напали. Во-вторых, успокоить встревоженную патриотическую общественность: спокойствие, граждане, родиной не торгуем.

Однако нельзя не отметить, что логическая стройность, мягко говоря, не является сильной стороной этой новейшей версии российской позиции. Одновременно постулируются взаимоисключающие вещи: а) мы готовы следовать декларации 1956 года, предусматривающей передачу Шикотана и Хабомаи Японии; б) вопрос принадлежности островов обсуждению не подлежит. Передать нельзя оставить — без какой-либо запятой.

Не вполне понятен и смысл апелляции к итогам Второй мировой. Укоры к Токио — мол, претензии на «северные территории» противоречат международным обязательствам Японии, в том числе Уставу ООН, не допускающему пересмотр этих итогов, и Сан-Францисскому мирному договору 1951 года, согласно которому Страна восходящего солнца отказывается от всяких прав на Курильские острова, — ход сильный лишь на первый взгляд. Японцев он вряд ли обескуражит. По версии Токио, которая, без сомнения, хорошо известна в российском МИДе, японская сторона не подвергает итоги войны ни малейшим сомнениям и от обязательств по Сан-Францисскому договору тоже не отказывается.

Позиция Японии: Сан-Францисский договор, во-первых, ничего не говорит о том, в чью пользу отторгаются острова, а во-вторых — какие именно. Япония стоит на том, что юг Большой Курильской гряды (Итуруп и Кунашир) и Малая Курильская гряда (Шикотан и архипелаг Хабомаи) к Курильским островам не относятся. И, стало быть, отторгнуты от нее незаконно. Если же исходить из традиционной географии, то, по логике лавровских заявлений, переговоры с Японией по территориальной проблеме следует немедленно прекратить. Не то того и гляди итоги мировой войны окажутся пересмотренными. Причем соучастником преступления выступит российская сторона.

Все, однако, встает на свои места, если предположить, что непреклонность Москвы распространяется не на все спорные земли, а только на Итуруп и Кунашир. То есть на ту самую «альфу» из схемы образца 1992 года. Никакого «плюс альфа» Россия сегодня не допускает. Более того: требует, чтобы Япония навсегда отреклась от претензий на эту часть «северных территорий». Как говорил в похожей чем-то ситуации профессор Преображенский из булгаковского «Собачьего сердца», «чтобы это была такая бумажка, при наличности которой ни Швондер, ни кто-либо другой не мог бы даже подойти к дверям моей квартиры». Но две каморочки нашего большого дома, Шикотан и Хабомаи, похоже, по-прежнему в игре.

Валерий Соловей, историк, политический аналитик: «Мы близки к заключению мирного договора как никогда»

— Цели Кремля довольно очевидны. Во-первых, вбить клин в блокаду России со стороны Запада. Проделать в ней если не брешь, то хотя бы щелочку. Во-вторых, получить открытые кредитные линии. Японцы уже ясно дали понять, что не будут просто так давать денег — для них неприемлема идея покупки островов. Но вполне возможны какие-то совместные экономические проекты. Связанные, например, с добычей газа на Сахалине и его транспортировкой, в чем очень заинтересован сегодня «Газпром». Не оставили в Кремле и идею строительства моста на Сахалин. Предполагается, что в рамках пакетного соглашения японцы могли бы открыть кредитную линию на строительство. На мой взгляд, мост этот России совершенно не нужен. Но он очень нужен братьям Ротенбергам — именно они стоят за этой идеей. Они нуждаются в таком проекте, поскольку по завершении строительства Керченского моста их рабочие и техника простаивают. То есть в улучшении российско-японских отношений заинтересованы очень серьезные, влиятельные лоббисты.

Есть еще один очень важный фактор — Китай. Москва, во-первых, испытывает серьезное разочарование в Пекине, не получив от него той мощной финансовой поддержки, на которую рассчитывала. Но самое главное — Кремлю не нравится усиление Китая. Описывая российско-китайские отношения, мы любим использовать термин «стратегическое партнерство», но на самом деле особого партнерства нет. Это очень прагматичные отношения, в которых Китай постоянно берет верх. Во всех интеграционных объединениях, где мы участвуем, да и за их рамками, влияние Китая сегодня сильнее, чем влияние Российской Федерации.

Не то чтобы Китай представлял сегодня угрозу — это было бы неправдой, но потенциально это очень серьезный вызов для России. Для того чтобы противостоять этому вызову, нам необходимо с кем-то вступить в альянс, а выбирать особо не приходится. В чрезмерном усилении Китая не заинтересованы Япония, Южная Корея и Соединенные Штаты. И Россия начинает прощупывать почву в этом направлении.

Улучшение наших отношений с Японией способствовало бы созданию противовеса усилению китайского влияния на Дальнем Востоке. Поэтому, насколько я знаю, Китаю не очень нравится идея урегулирования территориального спора между Россией и Японией.

В этой сделке, как мы хорошо видим, негласно, но очевидно присутствуют и Соединенные Штаты — от их позиции тоже очень много зависит. Если сделка будет заключена, то возникает перспектива создания — не сейчас, конечно, но в не столь отдаленном будущем — ограниченного стратегического партнерства России, Японии, Соединенных Штатов и Южной Кореи на Дальнем Востоке и, возможно, во всем Азиатско-Тихоокеанском регионе. Могу вам сказать, что даже сегодня, несмотря на крайне напряженные, недоброжелательные отношения между Россией и США, в Штатах раздаются голоса влиятельных людей: мол, рано или поздно России придется сделать выбор в нашу пользу для сдерживания Китая. Там довольно много сторонников ограниченного антикитайского партнерства с Россией.

В силу этих обстоятельств передача Японии островов (или возвращение — думаю, стороны будут использовать разные термины) вполне реальна. Речь идет, естественно, о Шикотане и Хабомаи, но нельзя исключать, что в договоре может быть заложена формула о том, что Россия и Япония могут вернуться к обсуждению статуса еще двух островов — Кунашир и Итуруп. До этого в ходе переговоров Японии, скорее всего, будут предлагаться разного рода промежуточные варианты — типа кондоминиума, совместного владения и тому подобного. Но, насколько известно, такие решения уже предлагались ранее и были отвергнуты японской стороной. Японцев устраивает лишь полный суверенитет над этими территориями.

При этом, разумеется, будет учитываться и российская внутриполитическая динамика. Совершенно очевидно, что массового возмущения, многотысячных манифестаций протеста передача островов не вызовет. Максимум, на что может сподобиться оппозиция, — несколько хиленьких митингов. Тем не менее по рейтингу Путина это, безусловно, нанесет сильный удар. Сами по себе Курилы наше общество не очень волнуют, но за предшествующие десятилетия они превратились в некий символ патриотизма: хотя в нашем массовом сознании присутствует динамика в пользу иных, более дружественных отношений с Японией, передача островов — каких бы то ни было — будет расценена им как подрыв российского суверенитета. Ведь и в самом деле странно: вернуть Крым в родную гавань и начать потом торговать русской землей! Возникает мощный когнитивный диссонанс. Словом, риски в этом отношении довольно велики.

Думаю, до последней минуты верховная власть будет колебаться. Уже не раз бывали ситуации, когда мы максимально приближались к заключению договора, но потом отказывались от этого по внутриполитическим соображениям. Так было, например, в начале 1990-х годов. Не исключаю, что и теперь внутриполитические соображения перевесят геополитические и экономические.

Тем не менее сейчас мы близки к заключению мирного договора как никогда. Японский премьер ничуть не блефует, когда говорит, что вопрос может быть решен уже в этом году. Я уверен, что его российские собеседники дали ему основания для таких заявлений. Японцы, кстати, очень торопятся, поскольку исходят из высокой вероятности начала в России серьезного политического кризиса. Оценивая ситуацию, они говорят, что сейчас она максимально благоприятна для заключения договора: пройдет, мол, немного времени — и тогда договариваться, возможно, будет не с кем.

Если Кремль все же решится пойти на территориальные уступки Японии, обнародовано это будет, полагаю, далеко не сразу. Власти потребуется провести вначале соответствующую пропагандистскую подготовку, чтобы не ошарашить аудиторию российских телеканалов, воспитанную в духе «вершка не отдадим». Собственно, поведение телепропагандистов и явится тем индикатором, который выдаст позицию Кремля. Мы услышим, что самураи всегда нам были братьями, что эти острова нам ни к чему, что к нам хлынут японские деньги и технологии, что сейчас мы опять всех переиграем… Сейчас это, возможно, трудно себе представить, но мы знаем, что, если потребуется, наша пропагандистская машина может моментально развернуться на 180 градусов.